Такое себе (R): Рассказы: Жан Поль
— Бу-бу, — раздалось над моей головой.
— А? — я вынул наушники и поднял лицо вверх.
— Ваши проездные документы, — повторила немолодая проводница в красном шейном платке, повязанном на пионерский манер.
— Опять? — спросил я.
— Положено.
— А если не предъявлю?
— Не положено.
— Убедили, — я вытащил паспорт из кармана и бросил взгляд на часы: до конца жизни оставалось ровно 8 минут.
Поезд мерно покачивался и легонько стучал колёсами по стыкам рельс. Синхронно с вагоном покачивалась голова женщины, сидевшей через ряд от меня. Отсюда я видел только её лицо. Подбородок женщины был откинут вниз, изо рта слегка вывалился тёмный распухший язык, а из угла губ сочилась струйка слюны. Кажется, она крепко спала.
Я открыл книгу и попробовал сосредоточиться на тексте. Получалось не очень: буквы расплывались, а чтобы вернуть их на место, приходилось часто зажмуривать глаза и встряхивать голову.
«Но это было ужасное спокойствие, виной тому было моё тело: глаза мои видели, уши слышали, но это был не я — тело моё одиноко дрожало и обливалось потом, я больше не узнавал его», — прочитав одно предложение, я закрыл и книгу, и глаза. Затем потянулся и пощупал шею: сухо и не дрожит. Со мной что-то явно было не так.
Сзади раздался металлический грохот — кто-то бросил крышку массивной железной урны, висевшей у входа в вагон. Под ноги мне выкатился бумажный стаканчик со следами чёрного чая и красной помады. Я поднял его и погадал на чайных потёках, но ничего толком не выгадал.
Оставалось ещё 5 минут.
В кармане завибрировал телефон. «Иван, когда пришлёшь слайды? Павел», — написал какой-то незнакомый номер. Я набрал в ответ: «Скоро скину, будь спокоен», — и вернул телефон на место. Кто такой Павел?
Слева заворочался пухлый сосед. Он был одет в чёрную шелковую рясу и выглядел, как натуральный поп. Заметив мой взгляд, «поп» повернулся и наклонился ко мне, обнажив жёлтые клиновидные зубы с эмалью, поражённой эрозией. Из его рта пахнуло чесноком вперемешку со сладкой горчинкой эля. Я аккуратно втянул ноздрями воздух: «смагглерс».
На груди соседа виднелась круглая брошь с 12 бриллиантами и пародией на православный крест, от нижней перекладины которого отходила вниз дополнительная диагональ. В его кудрявой бороде виднелись кусочки сыра бри — я даже мог рассмотреть белую плесень на тонкой корочке. «Киримовец», — догадался я.
Кирим когда-то был крупным бизнесменом — его называли табачным королём. Несмотря на то, что он продавал отложенную смерть, Кирим был очень набожным и на Пасху всегда стоял ночную службу. Но однажды на яхте на него снизошла благодать, он объявил себя пророком и основал новую церковь. Кирим осудил христианскую аскезу и восславил гедонизм, поэтому его секта неудержимо росла и всасывала в себя всё больше успешных людей — политиков и бизнесменов.
Киримовский поп достал из кармана рясы ламинированную пачку, взял сигарету, засунул её в рот передним концом и пожевал, закатив глаза.
— Господи, как хочется курить, — промямлил он, не вынимая сигарету изо рта.
— Что у вас сегодня? — спросил я. — Слепота?
Сосед перевёл взгляд на пачку и разжал руку:
— Обычно я беру бесплодие… но сегодня, видите, инсульт.
— Знаете, у меня есть друг, — я решил поделиться очень личным, — он всегда курит только недоношенность, а если её нет, то вообще не покупает сигареты.
— Идейный, — ответил поп, посасывая махорку. — Стране такие нужны.
Я замолчал.
Насосавшись, псевдопоп засунул сигарету обратно в пачку, наклонился и достал из-под ног крупный предмет, бережно завёрнутый в кухонное полотенце:
— Знаете, что это?
— Нет, — честно ответил я. — И не уверен, что хочу.
Поп развернул свёрток: внутри лежал человеческий череп с непонятными надписями на лбу. Он был тёмным и пах благовониями.
— Это человеческий череп, — констатировал сосед. — Чувствуете запах?
— Да. Но мне не интересно, почему он пахнет, если вы об этом.
— Считается, — не обращая на мои слова внимания, продолжил киримовец, — что если человек при жизни был достаточно праведен, то после смерти его череп темнеет, пахнет благовониями и даже мироточит. Однако секрет святости прост: немножко морилки, немножко мира, — поп помахал над черепом рукой, будто раскрашивая его кистью, — и святые мощи готовы. Православные нам свои не дают, поэтому выкручиваемся, как можем.
— Зачем?
— Людям нравятся, — поп пожал плечами. — В очереди по 5 часов стоят, чтобы поблагоговеть.
— Зачем вы мне рассказываете корпоративные секреты?
— Исповедуюсь, — ответил киримовец. — Невысказанная правда жжёт язык, а кому ещё лучше облегчить душу, как не случайному попутчику в поезде. Назавтра вы меня не вспомните, а я вас, — он задумчиво посмотрел в окно.
— Значит, вы в это сами не верите? — уточнил я.
Сосед скосился на меня, подняв брови:
— Вы Хаксли не читали? Я же альфа.
Я не читал Хаксли, поэтому отвернулся к другому окну. За окном шёл дождь. Он рвался навстречу поезду и расходился по стеклу веером полупрозрачных ручейков.
Я глянул на часы: пора.
Где-то громко бухнуло. Я увидел через стекло тамбурной двери, как один за одним сминаются в гармошку передние вагоны, будто ударяясь о несокрушимую стену. Обернулся: лица окружающих людей окаменели, глаза вытаращились. Наконец, и мне стало страшно.
— Божечки ты мои, — взвизгнул напоследок священник. «И святые угодники», — подумал я в ответ.
А затем все поглотила тьма — чёрная и шелковистая, как ряса соседа.
P.S. Любые совпадения с реальными местами и людьми совершенно случайны. Текст не является новостью, не содержит призывов к чему бы то ни было, не подразумевает критику действующей власти и не направлен на возбуждение вражды ни к какой группе людей ни по какому признаку. Аминь.